Полина Садовская: «Увидеть освобождённого политзаключенного — редкая радость в моей работе» Polina Sadovskaya: "It’s a rare joy in my professional field to see a political prisoner freed"
Полина Садовская: «Увидеть освобождённого политзаключенного — редкая радость в моей работе»
Современная русская поэзия балансирует между попытками говорить об опыте жизни в воюющей стране и релокации, с одной стороны, и предъявляемыми к ней требованиями о молчании — с другой. Тем сложнее в подобных условиях найти основания для её перевода на иностранные языки и для перевода иностранной поэзии на русский — то есть, в частности, и для продолжения существования международного переводческого симпозиума «Твой язык моё ухо» (YLME). Так или иначе в 2022-2023 годах при поддержке PEN America и PEN Armenia прошёл четвёртый цикл YLME. О правозащитной деятельности PEN America коллаборации «ПЕН/Пенн» и необходимости переводить поэзию с русского и на русский сегодня с директором евразийской программы PEN America Полиной Садовской поговорила главный редактор RADAR Мария Малиновская.
— С чего началась ваша работа в PEN America? Чем вы занимаетесь сейчас и в чём видите свои основные задачи?
Вот уже почти 8 лет я возглавляю евразийскую программу PEN America. Всё началось в 2016 году, после того как я переехала в Нью-Йорк из Парижа, где работала в департаменте ЮНЕСКО по защите свободы слова и развитию медиа. Как человек из творческой семьи с опытом работы в журналистике я естественным образом оказалась в сфере литературы и активизма — двух основных составляющих PEN-движения. Это многоплановая роль, и к сегодняшнему дню она значительно изменилась, но вот, например, что я успела сделать на сегодняшний день.
В мае 2017 года мы наградили премией PEN/Barbey Freedom to Write Award (традиционно вручается писателям и деятелям искусства, находящимся в заключении из-за своей творческой деятельности), крымского режиссёра Олега Сенцова, приговорённого к 20-ти годам лишения свободы в России по ложному обвинению в терроризме. Занимаясь кампанией по освобождению Сенцова, параллельно я способствовала налаживанию контактов между современными украинскими писателями и общественными организациями, с одной стороны, и их американскими коллегами — с другой. Вместе с PEN-Ukraine и украинскими активистами мы отстаивали права всех осуждённых крымских журналистов и писателей, ездили в Вашингтон, Брюссель, Женеву. В сентябре 2019 года я была в числе первых, кто встретился с Сенцовым в Киеве после его освобождения. Увидеть освобождённого политзаключённого — редкая радость в моей работе, и это многое говорит о силе совместных действий.
В 2020 году — когда состоялись печально известные президентские выборы в Беларуси, за которыми последовали масштабные репрессии, — я помогала местному PEN-центру срочно переехать из Минска. PEN-Belarus официально ликвидировали под надуманным предлогом, и команде стало крайне небезопасно продолжать работу внутри страны. Тогда же началось давление на беларусских деятелей культуры, и это было зафиксировано в PEN-America’s Freedom to Write Index. C 2020 года Беларусь стабильно находится в пятёрке стран с наибольшим количеством политзаключённых писателей в мире. Вместе с беларусскими коллегами мы устраивали публичные и закрытые встречи в ООН и выступали на всевозможных международных площадках, чтобы мир мог узнать о противоправных действиях Лукашенко в отношении писателей.
В 2022 году, после начала полномасштабного российского вторжения, всё внимание оказалось приковано к Украине. Мы привезли делегацию писателей из Киева в Вашингтон, организовали Чрезвычайный конгресс писателей на площадке ООН, опубликовали доклад о разрушении культурного наследия в стране, а также привезли американских писателей в зону боевых действий. И всё это при непрекращающейся поддержке писателей из других проблемных регионов, таких как Беларусь и Армения.
С 2021 по 2023 год я работала в Тбилиси, сотрудничая с грузинскими и армянскими авторами. Я переехала туда сразу после того, как в Грузии назначили нового министра культуры — Теа Цулукиани. Взаимодействие с представителям всех областей культуры — литературы, музейного дела, театра и кино — привело меня к выводу, что Цулукиани начала продуманную и целенаправленную работу по введению цензуры в искусстве и культуре страны. Позже я опубликовала доклад об этом — Taming Culture in Georgia.
Как ни парадоксально, лучшая (возможно, и бОльшая) часть литературы создаётся отнюдь не в спокойные, счастливые времена. Бирманская писательница и бывшая узница совести Ма Тида как-то сказала мне: «Творчество никогда не происходит из свободы, которая у нас есть; творчество происходит из стремления к свободе, которую мы хотим получить». Творчество способствует развитию эмпатии в людях и просто делает нашу жизнь значительно приятнее, и моя задача — оградить его от растущих угроз. В этом я вижу миссию ПЕНа. И если я, Полина Садовская, могу в этом поучаствовать, — отлично, так тому и быть.
— Как началось сотрудничество с YLME 2022-2023? Какова была ваша роль в этом?
Сначала был разговор с Полиной Барсковой, которая, как и я, обожает знакомить хороших людей друг с другом. По её словам, было бы здорово, если бы мы с Кевином Платтом из Университета Пенсильвании объединили усилия и вместе занялись расширением проекта YLME. Мысль о коллаборации «ПЕН/Пенн» показалась увлекательной, но на тот момент в моём бюджете не было свободных средств, которые можно было бы пустить на её воплощение. Как это часто бывает, я отложила эту мысль в долгий ящик — пусть на всякий случай полежит. И вот однажды я предложила донору совершенно другую идею, и она его не впечатлила. Я тут же нашлась и рассказала о переводческом проекте. На удивление, это сработало. Мы получили значительную сумму денег, которая позволяла провести два симпозиума, один в США, другой в России, с 20-30 участниками — русскими и американскими поэтами и переводчиками, — а по итогам опубликовать антологию в техасском издательстве “Deep Vellum”. Это был конец осени 2021 года. Через несколько месяцев началась война.
Проект пришлось полностью переформатировать. К счастью, у меня был замечательный экспертный совет в проекте — Кевин, Полина Барскова и Марк Липовецкий из Института Гарримана. Потребовался год, чтобы всё продумать, подготовиться и, наконец, собраться — и не в США или России, а в Армении. Теперь мне кажется, что важность этой обновлённой версии YLME намного больше, чем мы думали изначально. Когда и чтение, и письмо по-русски стали для многих затруднительным или совсем невозможным занятием — и когда в результате вышеупомянутой парадоксальной тенденции замалчивание русских голосов привело к лавине новой поэзии на русском языке, — мы стали одними из немногих, кто не только способствует ее переводу и публикации, но и оказывает столь необходимые внимание и поддержку современным поэтам, пишущим на русском языке. Я очень горжусь результатами этого проекта. Поддержка русских поэтов сегодня — мой вклад в восстановление мира.
— Что бы вы могли сказать о рабочем процессе во время симпозиума? Что было особенно интересно или неожиданно? В чём заключалась самая сложная часть?
О, процесс был безумным! Всё шло не по плану. Но я бы не сказала, что этого никто не ожидал. Я работаю с писателями уже почти десять лет и изменения в программе, происходящие в последнюю минуту, меня уже особо не беспокоят. Наибольшим источником стресса стало известие о происходящем в России государственном перевороте, организованном Евгением Пригожиным. Оно застигло нас во время второй поездки в Армению летом 2023 года. Кто-то из участников уже жил за пределами России, но некоторым надо было возвращаться туда после симпозиума, и я очень волновалась. Переворот закончился на следующий день, но к утру у меня уже был план того, как снизить риски для российских участников. Так что ночь выдалась бессонной.
— Вы принимали участие в переводческих сессиях. Как так получилось и какие принесло ощущения?
Это произошло неожиданно. Конечно, по предложению Кевина. Концепция групповых переводов YLME принадлежит ему. Он убеждён — и я ему верю — что непрофессиональные переводчики могут внести существенный вклад в рабочий процесс. Кроме того, совместный перевод — это очень весело! Я просто не устояла.
— Многие участники YLME говорили о контрасте между вашей строгой и чёткой манерой онлайн-переписки и вашей открытостью и дружелюбием в личном общении. Настоящая Полина Садовская — кто она? И то и другое? Ничего из этого?
Их как минимум дюжина, и все настоящие. Моя мама — актриса, и в детстве я столько раз наблюдала её перевоплощения на сцене, что, возможно, перенесла это в жизнь.
А если серьёзно, то увлекательные переводческие проекты — лишь часть моей профессиональной жизни. Я получаю множество безотлагательных просьб о помощи от писателей и творческих людей, находящихся в опасности, и от их лица ищу международную поддержку. Такая работа требует сосредоточенности и точности.
При этом я любознательный человек с журналистским опытом. Работать «в поле», общаться с людьми офлайн, коммуницировать с ними вербальными и невербальными средствами — то, что я люблю больше всего.
— Что для вас самое важное в YLME? Какова его роль сегодня? Будет ли у вашего сотрудничества продолжение? Если да, то в каких формах?
YLME в том виде, в котором мы его выстроили за последние два года, — поистине уникальный проект. 5 спонсоров, в частности — крупные университеты США и Южного Кавказа, 7 членов экспертной группы, 34 поэта и переводчика, в том числе американские авторы мексиканского, японского, палестинского происхождения, русские поэты уйгурского и татарского происхождения, поэты всех возрастов и полов и разнообразные поэтические практики. Самое важное для меня — чтобы как можно больше людей прочитало эти тексты прямо сейчас — когда мы все нуждаемся в поэзии как в ресурсе и лекарстве. Конечно, я бы продолжила это делать. В какой форме? Пока не знаю.
Перевод М. Малиновской и П. Садовской
Polina Sadovskaya: "It’s a rare joy in my professional field to see a political prisoner freed"
Contemporary Russian poetry is balancing between attempts speak upon the experience of life in a warring country and in relocation, on the one hand, and the demands for silence placed on it, on the other. It is all the more difficult to find a proper basis for its translation into foreign languages and for the translation of foreign poetry into Russian — which is, in particular, the condition for continuing to hold the international symposium “Your Language of My Ear” (YLME). The RADAR editor-in-chief Maria Malinovskaya spoke with the director of the Eurasian program of PEN America, Polina Sadovskaya, about the human rights activities of PEN America, the “PEN/Penn” collaboration, and the importance of translating poetry from and into Russian.
Q: How did you start at PEN-America? What exactly do you do and how do you see the purpose of your work?
A: It’s been almost 8 years now that I lead the Eurasia work at PEN America. I started in 2016 after I moved to New York from Paris where I was a part of the Freedom of Expression and Media Development team at UNESCO. Coming from the artistic family and having journalistic background, I plunged naturally into the world of literature and activism that is in the core of PEN movement. This role involves different aspects and it modified quite a lot but I can list a few things I’ve done over time.
In May 2017, we gave PEN/Barbey Freedom to Write Award, which is traditionally given to the imprisoned writer or artist, to Crimean filmmaker Oleg Sentsov who was sentenced to 20 years in Russian prison on trumped up charges of terrorism. While advocating on his behalf, I built connections between contemporary Ukrainian writers and other civil society groups and their American counterparts. Together with PEN Ukraine and other Ukrainian activists, we would advocate for all imprisoned Crimean journalists and writers. We would go to DC, Brussels, and Geneva. In September 2019, I was one of the first ones to greet Oleg Sentsov in Kyiv after his release. It’s a rare joy in my professional field to see a political prisoner freed and it speaks a lot about the power of collaborative action.
In 2020, a year of notorious presidential elections in Belarus followed by the large crackdown on civil society, I helped our sister PEN center to urgently relocate from Minsk when PEN Belarus was officially liquidated on spurious grounds and it became very dangerous for their team to keep the work inside the country. That year they also started tracking attacks on cultural figures in the country and these were reflected in PEN America’s Freedom to Write Index, placing Belarus among top-5 jailers of writers around the world. Together with Belarusian colleagues, we would organize public and close door meetings at the UN and other international platforms, so that the world could learnt about Lukashenko’s atrocities directed to writers.
In 2022, after the start of the Russian full-scale invasion of Ukraine, all eyes were on Ukraine. We brought the delegation of writers from Kyiv to DC, organized Emergency Writers Congress at the UN, published a report on cultural destruction in the country, and brought American writers to the war zone. All that while still supporting writers from other troubling regions such as Belarus and Armenia.
From 2021 to 2023, I worked from Tbilisi partnering with Georgian and Armenian writers. I moved there right after the new Minister of Culture Tea Tsulukiani was appointed in Georgia. My interactions with professionals from every cultural field – literature, museums, theater, and cinema – made me conclude that Tsulukiani started systematic work to introduce censorship into the arts and culture in the country. Later, I published a report Taming Culture in Georgia on the topic.
It might seem paradoxical but the best (and often most) literature usually is not written during calm happy times. Burmese writer and former prisoner of conscience Ma Thida has told me recently “for us, creativity never rests in the freedom we have; creativity rests in hunting for the freedom we want to have”. Creativity leads to more empathy and joy, and I work to protect it in the face of growing dangers. This is the mission of PEN. And if I, Polina Sadovskaya, can contribute to it, well, that’s good.
Q: How did the collaboration with YLME 2022-2023 start? What was your role in making it happen?
A: I was first approached by Polina Barskova who, similar to me, seems to like to connect people doing good work to each other. She said that it would be good if I join forces with Kevin Platt from UPenn and work together to scale the existing YLME project. PEN/Penn collaboration sounded fun to me, but I didn’t have any free financial resources in my program at that time which I could invest into such collaboration. But, as often happens, I put the idea in the pocket and kept it there just in case. Once, I was pitching the idea of a completely different project to the donor and it wasn’t impressing them, so I pivoted and spoke on the poetry translation idea and surprisingly it worked. We got quite a significant amount of money which would allow us to conduct two gatherings, one in the US and one in Russia, with 20 to 30 participants, Russian and American poets and translators, and publish the final volume in Texas-based Deep Vellum publishing house. That was late autumn 2021. Few months later, the war started.
The project had to be fully re-programmed. Fortunately, I had great advisors such as Kevin, Polina Barskova and Mark Lipovetsky from Harriman Institute. It took us the whole year to think through, prepare and finally gather, not in the US or Russia, but in Armenia. Now, I think that the impact of this renewed version of the project was much bigger than the one we envisioned initially. At the moment, when both reading and writing in Russian became problematic for many, when as a result of the paradoxical trend I mentioned earlier silencing of Russian voices resulted in the avalanche of new Russian poetry, we were one of a few who would not only translate and publish it, but also provide much needed in-person attention and care to contemporary Russian writers. I’m very proud of what we’ve done with this project. Un-vilifying Russian poets is my way to rebuild peace.
Q: During the events, how did you feel about the YLME process? What was especially interesting or unexpected? What was the most stressful part?
A: Oh process was totally crazy! Nothing went as planned. But I wouldn’t say it was unexpected. After all, I work with writers for almost a decade. I don’t stress about it. The most stressful part was when during our second trip to Armenia in summer 2023, we learnt that there is a coup organized by Evgeny Prigozhin happening in Russia right now. Some of our participants already lived outside Russia, but some had to go back after project ended, so I was very worried. Before, the coup ended next day, I already had a plan in place how to mitigate risks for Russian participants, but that night was a sleepless night.
Q: You took part in translation sessions. How did it happen? How did it feel?
A: It happened spontaneously. It was, of course, suggested by Kevin. The whole concept of such group translations which we practice in the YLME is promoted by Kevin. He is convinced, and I believe him, that non-professional translators can contribute profoundly to the final work. And it’s a lot of fun to do it in a group setting! So I couldn’t resist.
Q: A lot of YLME participants talked about the contrast between your strict and precise manner of online communication and your open and friendly personality in face-to-face interactions. Who is the real Polina Sadovskaya? Is she both of those? None?
A: There is at least a dozen of them, and all are real. My mother is an actress and I’ve seen so images of her on the stage in my childhood, that maybe I adopted this in real life.
If speaking seriously, fun poetry translation projects are only a part of my professional life. I also receive a lot of emergency support requests from writers and artists at risk and do international advocacy on their behalf. This work requires to be focused and precise.
At the same time, I’m a trained journalist and generally a curious person. Working “in the field”, connecting with people offline, communicating with them using verbal and nonverbal means is something that I enjoy.
Q: What is most important to you about YLME? How do you see its role today? Are you going to continue the collaboration with YLME? If yes, in which forms?
A: The YLME, as we built it in the last two years, is a truly unique project. 5 sponsors, including major universities in the US and South Caucasus, 7 expert group members, 34 poets and translators participating, including American poets with Mexican, Japanese, Palestinian origin, Russian poets with Uygur and Tatar origin, poets of all ages, genders, and poetical styles. The most important for me is to make more people read this poetry at the time when we all need poetry as a resource and remedy. I would certainly continue doing this. In which form? I don’t know yet.
